Проект реализуется с использованием гранта
Президента Российской Федерации
Музыка занимала в жизни С.Л. Франка и его близких особое место. В рубрике «С.Л. Франк и музыка» приведены некоторые замечательные цитаты на эту тему, выбранные А.А. Гапоненковым. Продолжая (но никоим образом не исчерпывая) тему, мы рассмотрим еще несколько аспектов музыкального творчества в биографии и философии мыслителя.
Франк обладал музыкальным дарованием и охотно музицировал в кругу семьи и друзей. Его сводный брат Лев Зак писал о 90-х годах XIX века: «Сеня сажал меня на колени, и мы с ним вместе пели детские песенки...», а Борис Лосский, сын Николая Онуфриевича Лосского, делился следующими воспоминаниями своих детских лет, приходившимися на 1910-годы ХХ века: «Музыкальный и обладающий приятным баритоном Семен Людвигович обогащал свой “смысл жизни” исполнением для детей целого репертуара приличных их возрасту песенок и каждый раз, когда бывал у нас, не заставлял себя дважды просить сесть за рояль и потешить ими старых и малых. Особенно хорошо звучало в его драматической передаче “Вот через болото журавль долговязый...” и дальнейшее повествование о его несчастном сватовстве к цапле. В другой песенке, которой напомню только первые слова, С.Л. становился танцмейстером и командовал ученикам: “Раз-два-три, вперед-вперед направо” и пр. Также случалось ему являться в качестве “господина учителя Жука”, открывшего для других насекомых или вообще животных “школу чтения и наук”».
Музыкальной была вся семья Франка. Сын Виктор в студенческие годы даже подрабатывал пианистом в ночных кафе Берлина. Его друг Николай Андреев вспоминал: «Виктор (…) знал множество русских мелодий и советских песенок. От него я услышал задорный московский “политический фольклор”, как, например, песенные издевки над зигзагами советской политики (…). Неотделима от образа Виктора “Что стоишь, качаясь, тонкая рябина...” – пел он ее вполголоса, но каждый раз бывал растроган незамысловатой, но подлинной лиричностью песенки. Тогда же я услышал от него “Мы – красная кавалерия, и про нас былинники речистые ведут рассказ о том, как в ночи ясные, о том, как в дни ненастные мы смело, мы дружно в бой идем...” При этом Виктор менял слово “красная” на “русская” кавалерия”». Сын философа Алексей был подававшим надежды танцором балета. Музыкальное образование получил и Василий Франк, который отмечал, что «пианино, которое отец брал в аренду, было одним из допустимых предметов роскоши в доме», а «сразу после дневного сна отец, как правило, садился за пианино» (об этом же – строки из письма С.Л. Франка жене, высланного в 1931 г.: «пусть Василий (…) как следует учится в школе и музыке. Перевезли ли в рояль?»).
На многих страницах сочинений Франк можно встретить заметки на тему философии музыки. К примеру, в «Мыслях в страшные дни» можно встретить следующие рассуждения, касающиеся природы творчества: «Аналогия с музыкой: творческий замысел композитора – музыкальная ткань, состоящая из отчетливых, точных, математических фиксированных звуков – общее музыкальное настроение, отсюда исходящее и этим даруемое. (…) Моцарт говорил, что слышит сразу всю симфонию, и что в этом состоит блаженство (Schmaus) музыкального творчества».
В 1921 г. Франк стал ученым сотрудником Государственной академии художественных наук. В докладе «Роль искусства в позитивных науках», прочитанном в стенах академии 30 августа 1921 г., он указывал на связь музыки с математикой, подчёркивая, что обе сферы «дают знание основных форм бытия». Франк считал, что «Музыка играет в искусстве ту роль, какую математика играет в системе наук, то есть дает чистейший узор, чистейшее комбинирование формальных элементов, формальных сторон без всякого содержания». Как следует понимать эти слова? Франк подчёркивал значение ритма, благодаря которому музыка составляет праоснову любого другого искусства. По его словам, поэзия происходит из музыки, а драма – «из танца и музыки».
Франк не пренебрегал и содержательной стороной музыкального творчества. В его работах можно встретить упоминания о «драматической музыке Бетховена», «упоительной музыке Россини», «гениальном творении Мусоргского», а во время своей поездки в Амстердам он делился с женой следующими впечатлениями: «Концерт Бруно Вальтера с Гофманом был чудный – это не то, что музыка в радио».
Однако музыка имела для Франка не только эстетическое, но и гносеологическое значение. Это есть путь интуитивного познания реальности. В «Душе человека» Франк писал: «Если мы прослушаем какое-либо музыкальное произведение, то мы, по общему правилу, имеем опытное представление лишь о соответствующем душевном содержании, именно музыкальном настроении, ее автора. Но если мы внимательно вслушиваемся в то, что нам дано, например, в Пятой или Девятой симфонии Бетховена(а может быть, уже в отдельных их темах), то мы узнаем большее: мы узнаем то, что мы вправе назвать душой самого Бетховена; с непререкаемой очевидностью мы воспримем ту глубочайшую основу душевной жизни Бетховена, из которой истекла вся его жизнь, с ее трагическим одиночеством, с ее бурными страстями, гордыми подъемами и исключительными упоениями». Более того, музыка есть самораскрытие непостижимого, а тем самым – средство Богопознания.
В письме к Л. Бинсвангеру Франк признавался: «Сейчас я иногда слушаю хорошую музыку по радио, что тоже великое утешение, и – как это ни странно, – может быть, впервые с полной ясностью ощутил, что музыка, действительно, открывает доступ к потустороннему, к так называемой “вещи в себе” или скорее к “непостижимому”, – как учит Шопенгауэр». В свою очередь, Татьяна Сергеевна Франк записала следующее высказывание философа: «Слушая скрипичный концерт Моцарта и если ты меня спросишь почему я верю в Царство Божие – вот потому, что Моцарт есть и его музыка лучшее доказательство». При этом сын Василий уточнял: «За несколько месяцев до своей смерти отец говорил: “Музыка Моцарта не есть Богом данная”» – «возможно, благодаря внутреннему озарению, дарованному лишь избранным в преддверии ухода из этой жизни, отец услышал совершенно необыкновенную музыку, ничуть не похожую на музыку Моцарта».
Франк уподоблял Святую Троицу музыке, поскольку, по его словам, Она словно «творческий замысел композитора, музыкальная ткань, состоящая из отчетливых, точных, математически фиксированных звуков, общее музыкальное настроение, отсюда исходящее и этим даруемое». Как известно, философ предостерегал перед рационализированным подходом к сфере духа, и здесь он снова приводит следующую аналогию: «Построить разумную религию так же невозможно, как построить разумную музыку». Разница между религиозными и нерелигиозными людьми была для Франка подобна разнице между людьми, которые обладают музыкальным слухом либо его лишены: «Когда немузыкальный человек утверждает, что симфония Бетховена есть набор звуков, т. е. сочетание колебаний воздуха, он совершенно прав; он неправ только в том, что не воспринимает еще иного – красоты и смысла симфонии. Когда неверующий говорит о бессмысленности мировой жизни и о безысходно трагической судьбе человека в ней, он совершенно прав в отношении определенного слоя или плана бытия, но он неправ, не ведая источника утешения, осмысления и покоя – незримой реальности безмерных и неотразимых сил добра, красоты, правды, любви».
В этом же духе звучат рассуждения Франка из предварительных заметок к книге «С нами Бог», которые подготовлены к печати Геннадием Аляевым и Татьяной Резвых: «Красота, гармония, внутренняя “правда” и “убедительность” Бетховенской симфонии очевидны сами собой для музыкального слуха; это не допущение, а явная, несокрушимо очевидная истина. (…) Кто имеет уши, чтобы слышать, тот знает, что музыка Баха, Моцарта, Бетховена есть явление “царства Божия”; и то, что есть человеческие души, которые могли сотворить эту музыку, т. е. никогда не встречавши ее в земном своем опыте, все же могли ее откуда узнать и нам передать, есть непререкаемо очевидное свидетельство реальности нашей “родины” “на небесах”, открытости для нашей души неземного блаженства, мира, неземной правды, т. е. их реальности».
Кроме того, музыка была для Франка замечательной иллюстрацией общественных процессов и преобразований, поскольку «музыка и стихи – настраивают сознание». Франк был убежден как о культуроформирующей и социализирующей роли музыки, так и о том, что музыка разных эпох выражает их дух. В эссе «Кризис западной культуры» можно прочесть, что проявлением «фаустовской» культуры XVII–XVIII в. была «контрапунктическая абсолютная музыка, а в лекции «Новое варварство», посвященной рассмотрению современных Франку культурных процессов, философ констатировал: «музыка джаза – шум и ритм, вместо мелодии и гармонии».
В вышеупомянутых подготовительных материалах к книге «С нами Бог» Франк поделился следующими наблюдениями:
«Музыка, к<ото>рая в особенности дает мне откровение царства небесного, таинственной божественной гармонии бытия:
Бах: h-moll-месса, бранденбургские концерты, некоторые фуги и сюиты.
Моцарт: почти все, в особенности Дон-Жуан, некоторые скрипичные сонаты и рояльные концерты.
Бетховен: 3-ья, 5-я, 7-ая и 9-я симфонии, Крейцерова соната, Missa Solemnis, As-dur-соната с вариациями и многие квартеты.
Шуберт – Forellen-Quintett и неоконченная симфония h-moll.
Шуман: рояльный концерт и симфонические этюды-вариации.
Шопен: ноктюрн c-moll, первая соната с некоторыми маршами, этюды c-moll.
Чайковский: трио».
Комментарием к этому списку могут быть слова сына философа Василия Франка: «отец оставался приверженцем довольного ограниченного, очень субъектного и, я бы сказал, традиционного русского подхода к оценке музыки. Так, например, отец не ценил и не понимал Брамса, за исключением его известных венгерских танцевальных мелодий. Музыка Листа была трудна для отца, а потому просто игнорировалась им. Малер не был популярен в те годы; отец, вероятно, даже не знал его произведений. Не существовала, для него музыка Дебюсси и Равеля. Вивальди и его современники, за исключением Баха, были едва известны в 30-е годы. Интересно, что отец знал и любил (как и я, но по другим причинам) оперетту. В студенческие годы он многие вечера проводил в театре оперетты; билеты в оперу стоили очень дорого. Штраус, Миллёкер, Ланнер были любимы им, как и большинство австрийских композиторов, авторов “лёгкой музыки”. Нравились отцу оперетты Оффенбаха, знал он и некоторые произведения Делиба».
Вышеприведенные высказывания говорят не только о прекрасном музыкальном вкусе Франка, но и о том, что в его творчестве можно найти подлинную философию музыки, которая требует своего анализа и осмысления.