Проект реализуется с использованием гранта
Президента Российской Федерации
1908. Холст, масло. СГХМ имени А.Н. Радищева
Картина «Арфистка» относится к раннему периоду творчества Александра Савинова. 1900-е годы - время стремительного творческого становления художника, поисков неповторимого стиля, а также особой живописно-пластической системы. Сам он характеризовал произведения тех лет как «работы "нутром" и увлечение импрессионизмом». От импрессионизма в «Арфистке» остался удивительный, как будто дрожащий свет и прозрачные тени-рефлексы на достаточно натурно изображенных лице и кистях рук. В остальном же картина скорее относится к тем ранним работам Савинова, в которых «появляется специфическое для модерна понимание плоскости, когда целостность уплощенного пространства создается линейным сопряжением объема и фона. Линия, роль которой резко повышается, передает конструкцию и характер формы; исключительное значение приобретают ритмические созвучия и контрасты» (Э.Арбитман).
На откровенно декоративном полотне в полный рост на фоне занавеса, в тени осенних листьев изображена молодая женщина в парадном бархатном темно-зеленом платье со шлейфом и легкой светло-зеленой вставкой спереди. Правой рукой она картинно опирается на арфу, голова выразительно повернута к левому плечу, подбородок слегка приподнят. Плавные, выразительные линии фигуры, поворот головы, изгиб руки очень артистичны и характерны для модерна. Они отзываются в силуэтах арфы слева и плетенного кресла справа. На кресло небрежно брошена красно-фиолетово-зеленая шаль.
Одежда, в отличие от лица и рук, дана плоскостно и обобщенно. Но это не мешает художнику передать особенности фактуры ткани, будь то тяжелый бархат или легкая ажурная вставка. Фон, с которым сливаются уплощенные формы предметов, окружающих женщину - арфа, кресло, ствол и ветви дерева (часть декорации), - выглядит сложным орнаментом, решенным в охристо-красных тонах с темно-зелеными акцентами листьев. Ритмично положенные, подобно рыбьей чешуе, почти одинаковые по цвету, размеру и форме мазки выстилают ствол дерева. Такое решение подчеркивает то, что дерево не живое, а часть декорации. Прямо над головой женщины склонилась ветвь с множеством пересекающихся тонких веточек и темными, хорошо выписанными разно-фактурными листьями, которые составляют часть переднего плана. В просветах между ними видны оранжево- и золотисто-охристые пятна, мягко пересеченные тонкими более и менее яркими линиями, черточками и штрихами, что является изображением освещенного солнцем дальнего плана кроны дерева. Драгоценными осколками голубого топаза выглядят кусочки неба в разрывах между листьями. Плотная стена листьев спускается до самого кресла. В этой части они не столь прописаны, решены как единая серенево-охристо-коричневая цветовая масса, поверх которой лишь намечены округлые контуры отдельных листочков.
Явно недописанными остаются два нижних угла, низ арфы и верхний левый угол. В стремительных эскизных мазках в правом нижнем углу угадывается небольшой куст. По левой стороне картины художник предполагал изобразить вьющийся виноград. Он обозначил направление его гибких ветвей, темно-зеленые пятна будущих листьев и фиолетово-коричневые - ягод. По-видимому, в левой нижней части растения должны были быть прикрыты прозрачной плоскостью арфы и просвечивать сквозь нее, как и в верхней уже написанной части инструмента.
Если художник при написании ствола дерева, листьев, плетеного кресла, платья женщины увлекается фактурными эффектами, то арфу он практически лишает ее природной фактурности, то есть струн, но одаривает новой, больше похожей на оконное стекло, по которому струится дождевая вода, сияющая приглушенными цветами радуги, повторяющими более плотные цвета шали брошенной на кресло. Такое преображение способствует лучшей передачи самой сути арфы - не ее материальности, а ее голоса, звучности. Хотя, возможно, автор в дальнейшем собирался «протянуть» тонкие нити струн поверх этой полупрозрачной плоскости, так как некоторые из них уже намечены под верхним изгибом арфы.
Можно сожалеть, что «Арфистка» осталась недописанной, как и многие другие картины Савинова, в которых он стремился к монументальности фресок, витражей, мозаик. Но можно считать это особой чертой савиновской живописи, романтической недосказанностью. Ведь незаконченность портрета не является его недостатком. Она нисколько не уменьшает очарования полотна, изящества художественных решений и не лишает его того, что называют «большим стилем". Причина незаконченности многих работ кроется в отношении художника к творчеству, к живописи и к картине. «Стремление к большой, монументальной форме было главным стремлением художника, но в своей работе он не мог пройти мимо всей красоты мира; в угоду внешней простоте не мог огрубить, затушевать, смазать форму - путь его был сложен», - пишет его сын Глеб Савинов. Трудно совместить монументальность и стремление «общую певучую форму углубить детальным подразделением, и в атоме жизни выявить ее вечные силы…» (из письма А.И.Савинова). Усложненная орнаментальными и многофигурными мотивами живопись, разнообразие и богатство фактуры, многослойность прозрачных красочных мазков, «россыпь цвета», ограниченность палитры, когда тремя-четырьмя красками достигается полная цветность, а также просвечивающий сквозь эскизно положенные краски холст в недописанных частях картины создают впечатление своеобразной гобеленности. Этим Савинов продолжает живописную традицию В.Э. Борисова-Мусатова, влияние которого в его искусстве весьма ощутимо, так же как и в творчестве его товарищей - живописцев мусатовской плеяды. П.В. Кузнецов, П.С. Уткин, К.С. Петров-Водкин, А.Е. Карёв и А.И. Савинов - представляют так называемую «саратовскую школу» живописи. «Исходным началом, определившим полифоническое развитие мусатовской основы, была для них идея гармонии. Для Савинова характерно преимущественное развитие не ее поэтических, а структурных сторон» (Э.Арбитман). Это утверждение справедливо и для «Арфистки», в которой акцентированная структурная гармония все же не исключает поэтичности, музыкальности образа, гармонично существующего в таинственной среде картины. На портрете «Арфистка» изображена саратовская знакомая художника Татьяна Сергеевна Барцева (1887-1985), жена философа С.Л. Франка, которая позировала Савинову в зеленом бархатном платье бабушки художника.
Искусствовед Лидия Красноперова отмечает, что точной информации о том, кто был владельцами картины в первой половине 20 века, нет: «У нас записано, что полотно было подарено [музею] в 1969 году художником Александром Санниковым. Существует легенда, что вроде бы мать этого самого Санникова была родственницей той девушки с картины, но до конца эта история не раскрыта».