Встреча с Василием Семёновичем Франком

Алексей Алексеевич Гапоненков

Знакомясь со студенческих лет с биографией и философскими работами С.Л. Франка, я не мог себе и представить, что мне доведется кратко, но довольно близко общаться с его младшим сыном – Василием Семёновичем. Постараюсь воспроизвести мое общее впечатление от встречи с ним. К сожалению, по молодости лет я не вел дневника, из которого могли бы быть почерпнуты почти дословные реплики наших бесед, но моя задача несколько иная: передать облик человека, только что встретившегося с «городом мамы», в 69 километрах от которого в немецкой колонии Варенбург (село Привольное) он родился в 1920 г. На склоне лет Василий Семёнович с нескрываемым интересом и счастливым чувством обрел заново свою родину, когда-то покинутую в младенческом возрасте. Конечно же, теперь это был другой Саратов, и немцы-колонисты, окружавшие Франков, перестали быть частью губернского ландшафта, и замечательная городская интеллигенция начала века ушла безвозвратно, осколки ее Василий Семёнович мог наблюдать в Берлине и Париже, вспоминая саратовских знакомых своих родителей больше по рассказам матери – Татьяны Сергеевны Франк.

Василий Семёнович добирался в Саратов по Волге, пароходом из Москвы, в июне 1993 года. Он прибыл в наш город вместе с двоюродной сестрой Мариной Николаевной Барцевой, дочерью младшего брата Татьяны Сергеевны Николая. Она была очень пожилой и почти не выходила от Ксении Ефимовны Павловской, в квартире которой на Московской улице гости остановились на несколько дней. Ксения Ефимовна радушно приняла их, привлекая всех возможных своих знакомых в Саратове – коллег, учеников, ближайших родственников, журналистов – чтобы придать визиту Василия Семёновича больший общественный резонанс, сделать его частный приезд настоящим культурным событием. Я был свидетелем её сильного волнения.

Ксения Ефимовна переживала личную драму встречи: это был ее двоюродный брат-ровесник, о котором в семье не было принято говорить многие десятилетия, она помнила рассказы матери о тете Тане, жившей в эмиграции, к тому же слишком контрастны были судьбы Франков, Барцевых, Павловских, Миротворцевых (Василий Семёнович – бывший журналист радио «Свобода» в Мюнхене, и Ксения Ефимовна – доцент кафедры советской литературы СГУ). Возникшее волнение разрешилось в одночасье. Василий Франк своей мягкой и теплой, прямо-таки обволакивающей аурой буквально расположил к себе всех увидевших его. На моих глазах произошло соединение на примере двух семей осколков когда-то разлученной России. Казалось, высшие силы привели к тому, чтобы эта встреча успела состояться, и она была во многом символической. Напомнила о пребывании С.Л. Франка в Саратове, о семье Барцевых, актуализировала новые свидетельства о событиях XX века. Любимый Семёном Людвиговичем младший сын «Васенька», «Васюточка» (как называл его отец в письмах), невольно воскрешал забытые и подцензурные страницы истории саратовской интеллигенции, русского Берлина, Второй мировой войны, послевоенного мира.

В Саратове Василий Семёнович совершил несколько памятных визитов, часть из которых проходила на моих глазах, так как Ксения Ефимовна доверила мне сопровождать почетного гостя. Мы пошли в Научную библиотеку СГУ. Там в актовом зале состоялась свободная встреча саратовцев с Василием Семёновичем. Многие его реплики процитировала местная пресса (их можно найти в соответствующих выпусках газет). Запомнилась его красивая русская речь, свободная от советского «новояза» и одновременно от «перестроечных» штампов. Многими владела тогда эйфория после краха коммунизма, все думали о свободном развитии обновленной России, но уже обозначились тревожные тенденции после провала «перестройки».

Василий Семёнович познакомился с директором Научной библиотеки СГУ Верой Александровной Артисевич, вручил ей приготовленные еще в Мюнхене копии фотографий из семейного альбома. На встрече в актовом зале присутствовали декан филологического факультета СГУ Валерий Владимирович Прозоров и председатель Философского общества имени С.Л. Франка Василий Александрович Фриауф. Я был в то время аспирантом СГУ и секретарем этого общества, заседавшего по четвергам в библиотеке.

С Василием Семёновичем я сразу же нашел общую тему, которой мало кто в то время владел. Речь шла о подробностях пребывания Семёна Людвиговича в Саратове. Василий Семёнович хранил в себе смутные воспоминания об этом из разных источников: рассказы Татьяны Сергеевны, семейные предания, но и сохранившиеся документы – альбом фотографий С.Л. Франка, его жены и детей, опубликованный мемуарный текст отца «Предсмертное». Я рассказывал Василию Семёновичу о своих книжных и архивных находках, поделился сведениями, добытыми от саратовских старожилов.

Помню, его удивила моя научная осведомленность о дружбе С.Л. Франка и П.Б. Струве, сотрудничестве в журнале «Русская Мысль», и он почему-то поправил меня: надо произносить «Петр Бернардович», а не «Петр Бернгардович». По поводу коммунизма и нацизма он любил повторять общее лаконичное выражение Струве и Франка: «в один мешок». Василий Семенович в разговоре одомашнивал для меня выдающихся современников своего отца. Бердяев запомнился ему в детстве ужасным тиком, пугавшим детей. Говоря о Галине Кузнецовой, он припоминал и Маргу Степун. Как известно, Василий Семёнович стал душеприказчиком наследия Галины Кузнецовой. Юный Василий, подрабатывая в Берлине, разносил молоко, и однажды он доставил его Владимиру Набокову. Мы говорили о Василии Эмильевиче Сеземане, преподававшем в Саратове, Берлине, Ковно и Вильнюсе. С его сыном Дмитрием Василий встречался в предвоенные годы.

Самыми насыщенными общением с Василием Семёновичем оказались прогулки по Саратову. Я отводил его в Государственный архив Саратовской области по просьбе Ксении Ефимовны, мы поднимались на машине на Соколовую гору для осмотра Саратова, неутомимо долго (не по его возрасту!) ходили по городским улицам, останавливались в летнем кафе на проспекте Кирова. Манера общения Василия Семёновича за столом была неспешной, основательной, располагающей к долгой беседе. Он нюхал английский табак, заменявший ему сигарету, пил кофе без сахара, как-то необычно произнося свой диагноз – «диабэт».

Много размышлял об отце, пытаясь донести до меня важные мысли С.Л. Франка по социальной философии. Но все это было сквозь призму личного опыта Василия Семёновича, эмигранта, «русского мальчика в Берлине», участника мировой войны, журналиста и переводчика, свободно говорившего на нескольких европейских языках. Он признавался, что не унаследовал философский склад ума своего отца, настоящим интеллектуалом был старший брат Виктор. После его смерти в 1972 г. Василий Семёнович взял на себя работу по сохранению франковского наследия: прочел и перепечатал огромную переписку С.Л. Франка и швейцарского психиатра Л. Бинсвангера, составил библиографию работ отца, подготовил несколько публикаций в журналах. Он мне рассказывал о своей жизни в Мюнхене, жене Сюзанне, младших сыновьях – Павлике и Нике. О том, как останавливаются в его доме, приезжая, новые друзья из Москвы. Он особенно выделил актера Алексея Баталова, неоднократно посещавшего Василия Семёновича.

Дом Барцевых мы осмотрели с улицы и со двора. Он обветшал, с 1917 г. его никто не ремонтировал, дом был внутри разделен на коммунальные комнаты – «выдающееся» достижение совдепии имени Ленина – Троцкого. Выглядело всё это печально. Помню, Василий Семёнович очень критично и твердо высказывался по поводу советских символов на Театральной площади (памятник Ленину, ордена на бетонной ограде), удивляясь такому убранству в России как стране, только что возвратившей свое имя. Его приятно поразили старинные саратовские особняки, следы немецкой архитектуры. Он сравнивал центр Саратова с небольшими европейскими городами, и наблюдаемый им похожий архитектурный облик пришелся ему по душе.

После посещения смотровой площадки на Соколовой горе, увидев Духосошественскую церковь, Василий Семёнович попросил подвезти его к этому храму, в котором почти никого не было. Когда мы вошли в него, полуденная жара сменилась прохладой, солнечный свет едва пробивался сквозь узкие окна. Василий Франк долго смотрел на лики святых, что-то говорил мне об иконах, и я ощутил, что для него православный храм – это личное духовное пространство глубоко верующего христианина. Он рассказывал мне, что посещает и греческую церковь на Кипре, где купил в середине 1970-х годов дачу для семьи. Когда мы выходили из Духосошественской церкви, Василий Семёнович показал мне второй – греческий крест, который висел у него на груди. Греция сыграла заметную роль в его судьбе. В годы войны он служил там в составе британских вооруженных сил. А еще он воевал в Северной Африке, Италии, на Корсике.

В память о себе Василий Семёнович надписал мне одну из лучших книг своего отца «Свет во тьме. Опыт христианской этики и социальной философии», изданной в 1949 г. в Париже: «Моему путеводителю (во многих отношениях) по Саратову. Спасибо. Твой В.С. Франк. Июнь 1993 г.». В декабре я получил от него письмо со словами: «Саратов я полюбил и вспоминаю его с радостью».